я опять ушёл

я опять ушёл. и не потому
что стал с годами чрезмерно горд
или слаб что не позволяет рулю
срываться с обрыва речных озёр.
и не потому что куда-то спешил
и не потому что кого-то искал
просто вы не решались прийти
долго от этого слишком устал.
но-таки пришли и горло вперёд
рванулось сметая стены границ.
и опять был обманут я вашим огнём
спешащим к многоголосию лиц.
но за нежность губ которую пил
не доверяя впрочем словам
за невозможный взлёт тёмных бровей
я благодарен вам.
вы остались там забавлять себя
забродившим соком минувших лет.
а я вышел на улицу и вдохнул
тяжесть солнечных эполет.
1994

курю

фильтр сгорает на сильном ветру
медленней в холод быстрее в жару
и вероятность падения ниц
зависит от смены лиц.
тлеет бумага предавшись огню
как долгожданному судному дню
тело бумаги слито навек
с горечью пряных век.
пепел перед смертельным прыжком
назовёт возможно меня дураком
но трость моей молчаливой руки
сильнее ему вопреки.
дым невесомый тяжёл как топор
режет глаза его мягкий напор
и разноцветная времени ртуть
тщится понять что-нибудь.
чернеют лёгкие словом "курю"
готовят себя к табачному дню
засыпает гортань в предчувствии лет
пустым оставляя кисет.
1994

посвящается английским борзым

ты
с видом побитой собаки по улице бешено мчалась.
задевала прохожих искусанными ушами.
головою упрямой мотала отчаянно-звонко.
и саднящие раны лизать на ходу успевала.
я
к тебе приближался стремительно как авиатор.
и уставшая шляпа моя всё пыталась обнять
подбородок.
подошвы ботинок скользили по влажному небу
измятой листвы в колючих осенних лужах.
мы столкнулись!
и ты неожиданно больно
прокусила мне руку когда я пытался погладить
твою нежную спину и капли разбуженной боли
обагрили асфальт зёрнами крошечных пятен.
1994

всхлип

в цепких объятиях никого я засыпаю.
и вижу вокзал: рукопожатье: кивок головы:
тропических черт знакомый овал.
но тебя ли я ждал имя твердя
по проводам в дрейфе снегов?
тебя ли я ждал к тебе ли спешил
проклиная растянутость материков?
1994

я могу уйти

я могу уйти.
и это не будет пафос.
или просто желание
выпить чашечку кофе
в непарижском кафе
где кто-то
когда-то
на пол
опрокинул пару глотков
закипевшей брони
для души не успевшей окрепнуть
от ночи объятий
аромата увы совсем
не кофейного свойства
лучше быть коленкором
чем стыть от рукопожатий
создавшего маслом картину
в раме застывшей крови.
но пока я стою
вдыхая запахи дома.
и отчаянно морщусь
от горечи отрешений.
оседает на связках
щемящего имени слово.
и плачет пан-флейта
от верности со-отношений
1994

начинаю скучать

начинаю скучать. увы мы ещё
с тобой не простились на ночи на долгие
дни в обученьях наукам которые
нам в перспективе не будут нужны.
тело стареет а ночи бесцельны.
я не имею ввиду панацею
люди нацелены только в себя
и убивают порой не любя.
дело отнюдь не в подушечном рае:
мне надоело играть в самурая.
я же ночами порой замерзаю
а телефон отвратительный хам.
по телефону уместно о жизни
но дотянуться до тоненькой кисти
вах! воздаём мы отчизну - отчизне
картонные люди коронные сны.
умным мыслям бывает не место
с умными лицами (в частности) пресно
и обессоливать славное тесто
что обездоливать верность собой.
почти отболело моя красавица
смотришь молчишь а под сердцем плавится
может быть снова тебе понравится
на улицах ночью встречать поезда.
1994

мне холодно вчера

мне холодно вчера и будет завтра.
немая безысходность в ритме боли
на муравьиный шест венок лавровый
нанизывает в такт и не вздохнуть.
актриса уронила запах тлена
на лацканы своей последней роли
мужской пиджак и туфельки по крышам
как весело и славно падать вниз.
мессир побудьте магом вам возможно.
пусть тонок пульс и слёзы дробью в горле
замусорен эфир я стекленею
но покидаю воздух не дыша.
а страхи ни к чему: бесплотны тени
бесплатны мысли серебро реально.
а верность свыше данному союзу
была быть может даже хороша.
1995

эшафот не сломался

эшафот не сломался и айсберг не утонул.
отвратимость событий уже начинает пугать.
мы не стали ближе впустив наших чувств абсолют
в пустоту как усталый сапог в тревожную гать.
мы двигались медленно. кадры сменяли дни.
череда откровений довольна была собой.
ты любила кого-то когда-то но где они
было мне doesn,t matter
как тот кто сейчас с тобой.
я верил в те дни в необходимость руля
и вкус печали хранили губы твои.
наш слаженный экипаж стартовал в сотый раз
и ты вышивала на флаге своём "позови".
мой дом ещё спал но уснули уже фонари.
воздушные тени ныряли в тепло простыней.
раскрытая книга смешала страницы свои
как смешивал я череду пустопрожитых дней.
закрытая дверь и соло бегущей воды.
пахучее варево цвета древесной коры.
ботинка блестящий носок платка белизна
ключ в скважину шаг за порог для новой игры.
ты ехала в город в извилистом теле змеи
и сны обесцвечены были уютом купе.
а улей вокзала готовил плацдармы свои
для нового данного богом аутодафе.
1995

подожди. я устала

подожди. я устала.
твой шаг для меня слишком скор.
испещрённый годами свой лоб
подставляю ветрам.
мы стоим на мосту как и те
что стреляли в упор
по щекам по рукам по сердцам
по безлюдным дворам.
я о чувствах.я только о них
мои пули слова.
одиночество чудно во мне
я достаточна в нём.
а тоска что питала меня
оказалась мертва.
и не слушает нас
кто не знает о чём мы поём.
ах как плавится сталь!
как становится золотом жесть!
я люблю серебро
но к лицу тебе солнечный цвет.
шёлк ночных облаков
укрывает от всех твою честь.
мы с тобою в кольце
даже если меня рядом нет.
1995

можно закрыть дверь

можно закрыть дверь не сказав тебе "всё".
спуститься по лестнице чувствуя каждый шаг.
выйти на улицу и повести плечом:
от существа свободы заноет сердце а в такт
движению век вольётся ночной рассвет
в моё одиночество суммой случайных встреч.
классики иногда слишком явно лгут
поэтому мало кто их способен беречь.
но прохладно. извне температура дна
эмигрирует вглубь горячего "ты".
казуистика скажешь? родная, одна
ты сумела отдать себя волшебству простоты.
остаётся время чтобы закрыть глаза
лечь лицом на ладони свои (так увы верней)
и вспомнить как безупречно тонка была
шея её в кольцах минувших дней.
1995

старая женщина

No fun, no tears, no death.
старая женщина:
в холоде аудитории
фразы бессмысленно-умные
вдруг тишина -
грустно смотрит в окно
1995

выдохнув

выдохнув воду из лёгких солью пропитанных
он прицепил себя к пирсу усталый и пресный
солнечный бог испачкавший губы в неистовом лунном сиянии спину подставил
звенящему льду одиночества.
на потеплевшей щеке бликами клетчатой
воздуха ткани пил он предел ощущений
а после нырнул в поток золотой бесконечности
и взвыл плато ладони изранив в танце метели.
в кругах на воде кувыркались медные линии
ветреных рук оставшихся у изголовья
её силуэта в проём деревянный вписанный
не красками не пустотой и даже не кровью.
настоянный купорос сочился меж стёклами
и поводом был для ошибок порой безразличных.
бережно телу внимая в ритме бессонниц
горло немело пытаясь держаться приличий.
и равенство дня с потолком а ночи с рассветом
сковало свободу его цепями сомнений
в неизмеримости чувств: не больше не меньше
но он не дал себе времени для суеты изменений.
вот так бы мы жили с тобой: имея в запасе
сорок семь лет оставшихся в общем кармане.
к небу ходили бы в гости на крепкий тропический кофе
и земля принимая бы нас пружинила под сапогами.
1995

на предыдущую | на следующую